– А зачем его искать? В Почайске их последняя предмосковная станица, он почти всегда там с казачками гуляет. Я его на прошлой неделе видел. Его ребята мою православную типографию и воскресную шкоду теперь на охрану добровольно взяли. И монастырь в обиду не дают.

Завидя, что гости так быстро собираются в дорогу, Марья Тимофеевна даже руками всплеснула:

– Вы только батюшку моего никуда не завезите.

В молодые годы он горазд был на приключения. Грех нерожденное дитя сиротить.

– Вернем его вам в целости и сохранности, вашего отца и батюшку, – сказал Скиф.

После церемонного прощания с хозяйкой они выехали по кривым улочкам опять к мосту.

На что уж была тиха Калуга, а в Почайске на окраине просто уши закладывало от тишины;

Лопа запросто, по-казацки, дрых себе на сеновале, несмотря на зиму, пусть даже не слишком морозную.

Его с трудом растолкали.

– Так, решил поспать перед ужином, – виновато пробормотал он, протирая сонные глаза. – Сморило отчего-то.

Серого Волка оставлять во дворе поопасались.

Дворовые псы сбежались со всех окрестных улиц и подняли настоящий гвалт, готовясь к всеобщей потасовке.

Лопа повел дорогих гостей в избу, где вповалку спали казаки, и никто из них даже не удосужился убрать с грубо сколоченного стола трехлитровую бутыль с остатками самогона и нехитрую снедь.

За едой Скиф поведал о случившемся. В Лопу; влили стакан проклятущей. Глаза его засветились резвым огоньком.

Скиф рассказал про куклу на соломе, про голую женщину, распятую на дровяных козлах, про темный бункер, похожий на шахту.

– Аисты были? – осведомился Лопа.

– Какие тебе зимой аисты?

– Тогда к непогоде.

– Или к ведру, – скрыв в бороде усмешку, вставил Мирослав.

– Я тебя серьезно спрашиваю, – рассердился Скиф.

Мирослав опустил глаза и свел руки, будто в краткой молитве.

Лопа не выдержал молчания:

– Чего тут гадать: шахта, бункер, кабели на стенах – это пусковая установка стратегических ракет.

Я в такой был. Кукла – твоя дочка, а распятая баба – ее гувернантка. Что с твоими кровными происходит, то и во сне видишь.

– То вещий сон, – наконец произнес Мирослав. – Не могу лишь понять, к чему в нем белые коровы?

Поедем к Алексееву.

У монастырских ворот Мирослав заставил всех снять шапки, а сам отправился в келью за Алексеевым. Привел он его минут через двадцать, бледного, худого, незнакомого. Так как его пошатывало, он держался за плечо Мирослава.

С боевым другом сердечно поздоровались.

– А ко мне дочка приезжала, – собравшись с силами, сообщил Алексеев. – Взрослая – десять лет, а меня совсем не помнит.

– С женой? – спросил Скиф.

– С моей сестрой. Жена, говорит, и думать про меня забыла. , – Брат Александр, – сказал Мирослав. – Ты в монастыре всех нас к богу ближе. Растолкуй поганский сон. Скиф, расскажи ему про промысел дьявольский.

Скиф скомканно рассказал о кукле, шахте и убитой женщине на козлах.

– Грех как бы над ней сотворили, – смутился Алексеев. – Или вы шутите, ребус такой загадывая?

– Считай, что ребус, – буркнул Засечный.

– Возможно такое совпадение, – оживился Алексеев, – шахта для ракетной установки плюс коровы и туман – это около местечка Белокоровичи, в Житомирской области. Я в тех краях срочную служил.

Его слова подействовали на всех как удар грома. Но больше других обрадовался Лопа, получивший поддержку своему толкованию сна Скифа.

– Вот видите, человек то же самое говорит, потому что душа его не в суете пребывает.

Алексеев проводил всех в просторную трапезную с длинными дощатыми столами, которые монахи поливали кипятком из чайников и скребли большими кухонными ножами.

Там все молча ели постную кашу.

На Алексеева каждый из них смотрел так, словно хотел запомнить его на всю оставшуюся жизнь. После прощания он спросил слабым голосом:

– Как вы думаете, надежда есть, что она когда-нибудь меня вспомнит?

– Кто она? – рассеянно спросил Скиф.

– Жена… – смущенно ответил Алексеев.

– А как же, Сашка, без надежды-то? – похлопал его по плечу Засечный, но глаза отвел в сторону.

Красное солнце коснулось верхушек высоких елей, и сразу от них до стен монастыря поползли длинные тени.

Алексеев стоял у монастырских ворот и неподвижным взглядом провожал виднеющуюся еще на снежной дороге с черными лужами белую чужеземную машину, на которой покидали монастырь его товарищи.

Недавно с ним попрощалась дочка, сегодня – боевые друзья-побратимы…